Камское Устье: исторические очерки. Часть 44.
Мы знакомим читателей с историей нашего поселка Камское Устье - бывшего села Богородское. Воспоминания родных и близких Ивана Маховика – нашего постоянного читателя - его детские и юношеские воспоминания легли в основу написанных Иваном Петровичем исторических очерков, публикацию которых, с его разрешения, мы продолжаем…
В семидесятые годы не раз видел, как зимой по воскресеньям цепочкой ходили на лыжах школьники во главе с директором Николаем Георгиевичем Воробьевым. Вместе с ними были и классные руководители. Мне приходилось в те годы по линии райкома комсомола водить старшеклассников в Тетюши. К 23 февраля мы должны были на лыжах доставить в тамошний райком пакет. Это была своеобразная праздничная эстафета. До Тетюш доходили за один день и вручали пакет. На второй день возвращались домой…
Как видите, ответственности не боялись: тогда еще никто не был связан по рукам и ногам идиотскими инструкциями и положениями, как сегодня. По субботам урочище Зимовье напоминало маленький горнолыжный курорт, - было немало молодежи. Однако, за последние годы все изменилось. Когда несколько лет назад ходил на рыбалку, то в этом урочище я не видел ни одного лыжного следа…
Надо сказать, что лодки в поселке в те годы были все деревянные. За хорошей лодкой надо было ездить за Казань. В основном, на лодках передвигались с помощью весел, либо паруса. Парус делался из специальной ткани – парусины. Он обычно наматывался на мачту, которая вставлялась в отверстие, имеющееся на лавке, расположенной чуть ближе к носовой части лодки. После установки парус распускался, а лодка управлялась кормовым веслом – кормовиком. Если приходилось ночевать, то парус расстилался на землю, с которой тщательно убирались угли от костра.
Кроме обычных лодок были и моторные, они имели стационарные двигатели, которые устанавливались ближе к кормовой части лодки. В основном, они имели мощность от 5 до 10 лошадиных сил. В этом плане имелось множество различных модификаций. Конечно, такие лодки имели ряд существенных недостатков: их довольно трудно было вытащить на берег, да и сама лодка быстрее разрушалась и была значительно тяжелее.
Первые подвесные лодочные моторы появились также в начале пятидесятых годов. Первым таким был мотор «Чайка», который выпускался в городе Щербаков (ныне Рыбинск) Ярославской области. Весил он совсем немного и имел двигатель мощностью всего в полторы лошадиные силы. Но это уже были не весла. На лодке с таким мотором мы с другом детства Юрием Севастьяновым ездили аж в бор по Волге, а затем по реке Сарма до нижнего кордона лесничества, хотя учились еще только в седьмом или шестом классе. Лесничим там работал крупный ширококостный Тимофей Ильин – крещеный татарин из Дубьязского района. Его старший сын Николай уже проживал в Камском Устье, а младший – Владимир – вскоре тоже переселился в райцентр.
Чуть позже появились в продаже подвесные моторы ЛМ-1. Они имели мощность двигателя в три лошадиные силы. Во всяком случае, мой дядя Смирнов Александр Федорович такой мотор купил зимой 1954 года, и прослужил он ему не одно десятилетие. Это был, пожалуй, самый удачный мотор…
А между тем на Камское Устье надвигалась беда. Еще в начале 1954 года в поселке пошли разговоры о том, что на Волге поднимется большая вода, будут затоплены все луга и прибрежные деревни и образуется огромное Куйбышевское водохранилище. Однако, люди еще в полной мере не осознавали, чем это все грозит. Средства массовой информации взахлеб уверяли, что при большой воде улучшатся условия для судоходства и орошения полей, и появится больше возможностей для разведения рыбы, что в единую энергосистему СССР вольются миллионы киловатт дешевой электроэнергии. Однако, все - за исключением электроэнергии - вышло наоборот, но это стало понятно намного позже. Только сегодня мы осознали, какая экологическая катастрофа ждет нас впереди. В то же время, надо честно признаться, гидроэлектростанции стране были необходимы, как воздух.
Как ранее было отмечено, в ходе страшной войны СССР потерял 30% своего национального богатства. Сотни городов, тысячи сел и деревень, заводов и фабрик лежали в руинах. А для их восстановления была нужна в первую очередь электроэнергия. Тогда ведущие мировые специалисты единодушно утверждали, что для восстановления страны после таких разрушений потребуется не менее двадцати пяти лет. Однако, невиданными в мире темпами всего за пять лет наша страна подняла свое народное хозяйство до довоенного уровня.
В райцентре был создан леспромхоз, директором которого стал Малыгин. Началась вырубка леса в лугах – для будущего водохранилища требовалось чистое дно. В леспромхозе работали не только местные жители, но приезжали и из деревень. Послали своих людей колхозы: они проживали на квартирах в райцентре. В 1954-1955 годах зимой в доме моей бабушки также проживали два колхозника, которые занимались вырубкой леса. Хотя мне не было тогда и десяти лет, но я хорошо помню этих мужчин. Одним из них был молодой парень, возрастом не старше двадцати и звали его Фарит. Родом он был из деревни Клянчеево. Другой мужчина по имени Салян приехал из деревни Бибеево и был значительно старше. На выходной они уезжали к себе домой, а в понедельник возвращались и привозили себе продукты. Особенно мне запомнились подсоленные орешки из муки, сваренные на бараньем жире. Позднее узнал, что называются они «баурсак».
Больше всего удивляло, что эти мужчины по вечерам пили много чая с халвой. Дело в том, что до приезда в Камское Устье я никогда не пробовал чай и не видел самоваров. На моей родине чай вообще не признавали. Когда в 1972 году я со своим родственником ездил в отпуск в родные места, с нами произошел курьезный случай. Будучи в гостях у сестры моей бабушки, мы попросили, чтобы она заварила нам чаю. И она долго не могла взять в толк, чего мы от него хотим. В конце-концов она, казалось, поняла и пошла за чаем в сени. Довольная, что может угодить внучатому племяннику, она вернулась к нам с пачкой фруктового киселя…
Зимой спиленный лес вывозили машинами и поднимались они там, где ранее была пассажирская пристань по улице Кооперативная, а затем выезжали на улицу Сталина – ныне улица Карла Маркса. Поднимались машины с лесом и дровами и за горой Лобач - чуть ниже Ужиного дола. Дорога там была как серпантин. Одновременно велась и подготовка к сносу домов, расположенных по берегу Волги. В этом же году началось переселение жителей деревень Менситово и Красные Каратаи (Барские Каратаи) в ныне существующие Заовражные Каратаи.
Менситово, в котором проживали мордва-каратаи, находилось недалеко от построенных позднее очистных сооружений Куйбышевского Затона в сторону Камского Устья. Деревня Красные Каратаи находилась восточнее Менситово. В этой деревне была каменная церковь. Место, где тогда располагались эти деревни, обвалилось. Никаких следов от деревни Менситово не сохранилось, а вот от деревни Красные Каратаи кое-что осталось. Если сегодня ехать по грунтовой дороге от дорожного участка вдоль полуострова, образованного реками Волга и Карамалка, на самый мыс в сторону озера Мартышкино, то на полпути можно заметить большое количество стеблей хрена. Как рассказывала уроженка этой деревни Анна Тимофеевна Громова, у местного жителя Михеева почти весь огород был засажен хреном. Летом он его выкапывал, мыл, упаковывал в пучки и возил продавать в Казань. Вот здесь и находился край его огорода, а дом в селе был самым дальним от лугов...
Переселенцам на перенос домов на новое место государство выдавало серьезные деньги. Сумма зависела от размеров дома. Во всяком случае, эта сумма составляла от полутора до двух тысяч пятьсот рублей.
В 1955 году поселок еще жил благополучно: работали все организации и учреждения, летом, как обычно, стояли все шесть пристаней. Волга по-прежнему была забита пароходами, баржами, баркасами, с верховьев рек сплавлялись плоты из леса. Беда, казалось, еще где-то далеко впереди, в ее приближение верить никак не хотелось…
Тем не менее, с берега Волги уже начали сносить дома. И встает вопрос: а надо ли указывать пофамильно тех, чьи дома были снесены с берега Волги. Ранее были перечислены все люди, проживавшие в Камском Устье, которые в тридцатые и сороковые годы подверглись жестоким репрессиям и были высланы из поселка, а некоторые расстреляны. Полагаю, что и для тех людей, которым пришлось покинуть обжитые места, это переселение стало большим несчастьем. Ведь люди сами выбирали свое местожительство, строили дома, создавали семьи, находили работу, обзаводились хозяйством, а теперь они были вынуждены уходить с родных мест. Многие просто-напросто уезжали из поселка. Поэтому, конечно же, это наш долг - сохранить память о них.
Первыми были снесены дома, которые стояли на самом берегу Волги. Как уже упоминалось, они были, обычно, на ганках (столбах). Между прочим, еще несколько лет назад осенью, когда убывала вода, можно было увидеть выступающие из земли остатки этих ганок (столбов). Грустное это зрелище и страшное – скелеты, оставшиеся от домов…
Первым на берегу Волги стоял дом Беляковых, - он находился немного ниже оврага, в котором расположен «Святой колодец». Я знал их сына Валентина – он был немного старше меня. После сноса дома Беляковы уехали из Камского Устья. Следующим был дом Захаровых, - его хозяин Сергей Николаевич работал на плавучем кране. Ранее упоминалось, что он был из трудолюбивого рода Захаровых, которые занимались обжигом кирпича. В их красивом доме в пятидесятые располагался поселковый Совет. В тридцатые годы эта многочисленная семья была раскулачена и выслана на Урал. У Сергея Николаевича было три сына: один служил в оперном театре в Ленинграде, со средним – Юрием - я учился в школе до девятого класса, а младший Вячеслав проживал в Первоуральске. Дом они перенесли с берега в микрорайон «Алтай». В настоящее время дом не сохранился, и никто из потомков этого знаменитого рода в нашем поселке не проживает. Вот она трагедия нашей страны.
Еще ниже, прямо напротив пристани Камского пароходства, стоял дом Сидорова Тимофея, - он работал бакенщиком. Свой дом он перенес на улицу Горького. На сегодняшний день он также не сохранился, а его дочь Галина уехала из Камского Устья.
Еще два дома находились чуть подальше от берега – возле моста, который вел на улицу Горького. Первым был дом Сороковниных. В нем проживал Геннадий Петрович, а также его престарелая мать Лукерья. Из-за этого и звали сына Лушин Геннадий – в честь матери. Я долгие годы так и считал, что Лушин – это его фамилия. После смерти матери Геннадий Петрович со своей семьей проживал на нашей улице (Комсомольская, ныне Ленина) - сначала в одном, а затем в другом доме. Оба эти дома сохранились. Его жена Мария Григорьевна после того, как возвратила через суд дом своего репрессированного отца, уехала в Ульяновск к детям.
Второй дом принадлежал брату моей бабушки Зиновьеву Ивану Николаевичу. Я его уже упоминал – он всю жизнь профессионально занимался жестяным ремеслом. После подъема воды на Волге он купил себе дом на улице Маяковского…
Продолжение следует
Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа
Нет комментариев