Волжские зори

Камско-Устьинский район

18+
Рус Тат
2024 - Гаилә елы
ВОВ 1941-1945 год

Сегодня в Куйбышевском Затоне простились с участником Великой Отечественной войны

Сегодня в Куйбышевском Затоне прошли похороны участника Великой Отечественной войны Анатолия Николаевича Ерунова.

Воспоминания механика-водителя танка Т - 34 18-го танкового Знаменско - Будапештского Краснознамённого орденов Суворова и Кутузовского корпусов участника Великой Отечественной войны Ерунова Анатолия Николаевича 9.10.1923 года рождения. Детство Я родился в Спасском Затоне 9 октября 1923 года. Тогда наш поселок был на той стороне Волги, где сейчас Спасский район. В...

Детство

Я родился в Спасском Затоне 9 октября 1923 года. Тогда наш поселок был на той стороне Волги, где сейчас Спасский район. В 1956 году поселок пересилили после строительства Куйбышевского водохранилища на другой берег Волги. В три года мы с младшей сестренкой остались без мамы, отец женился, у них родились еще два сына, а у нас появилось два брата. Отец постоянно менял местожительство, так хотела мачеха. Работал секретарем Спасского райкома, потом его направили в Елабугу, затем в Юдино, Котлас, Уфу, Камское Устье, Кукмор… Мачеха не любила меня, потому что я и моя сестра были похожи на свою маму, а также была очень самолюбивая, эгоистичная. Отец даже сам боялся ее. Один раз за то, что я без спроса взял 17 копеек, чтобы купить младшему брату ирисок, она ударила меня куском сахара в лоб, на лбу остался шрам до сих пор… Приходилось ночевать и в собачьей будке. А в школу пошел в 1 класс в костюме, который мачеха сшила сама, рукава синего цвета, а сам костюм черного цвета. В 1940 году отец умер, я остался сиротой и пошел в ФЗУ - учился на машиниста. Вырастила и воспитала потом нас бабушка.

Война!

После окончания ФЗУ. Я стал работать на пароходе машинистом. Шли мы из Астрахани с баржами. На пароходе рация была, и вот 22 июня, где-то часа в 2, передали - война началась. Мы ничего не понимали тогда. Пацаны были мы. Ну, война так война. Работали до осени. А в октябре, когда мне исполняется 18 лет, наш пароход зашел в поселок Звенигово Марийской АССР, и меня прямо с парохода забирают на войну. Меня никто не провожал (некому было)- отправили в Пензу, там сколотили команду и направили в Севастополь, во вторую Приморскую армию, в морскую пехоту. Баграмян командовал этой армией. Мы на оборону встали. Но, на войне нужны были специалисты - меня опять вернули в Пензу, потом отправили в Свердловское танковое училище. Я учился на механика-водителя. Там надо было учиться 8 месяцев, мы учились 6 месяцев по ускоренной программе - занимались по 13-14 часов. Потом отправили в Нижний Тагил, нас формировали прямо в заводе, где делали танки. Пришли на завод, там много танков - горячие прямо только из цеха. Там работали и пленные немцы.

На фронт!

Получили мы танки и нас повезли на фронт. В Москве эшелон разделили. Куда везут - не знаем. Один грамотный парень был, Пономарев Игорь, географию он знал очень хорошо и смог определить по местности - нас везут на юго-запад, наверное, в район Сталинграда. Мы выгружались в районе станции Шпола Воронежской области, там полковник Черняховский, будущий генерал, формировал 18-ый танковый корпус. Этот корпус был как бы резервом главнокомандующего Сталина. Говорят, 18 была его любимой цифрой, и он все время спрашивал, где этот танковый корпус. Где нужен был прорыв, туда нас и отправляли . Черняховский у нас был недолго - его назначили командующим армии, нам другого генерала прислали, Полоскова, он вскоре погиб.

Первый бой

Самый первый бой был под Воронежем. Страшно было. Я сначала не понял, что и как. Дали команду, мотор завел, нога на газу стоит и дрожит. Там есть скоба, которая сделана как чашка, ногу в чашку вставляешь и держишься за скобу. И вот все это трясется. Мотор работает "дыр-дыр-дыр". Лейтенант спрашивает: «Механик, что с машиной ?» Я отвечаю, что все нормально, это я дрожу, колени трясутся. Нам дали задание и мы пошли. Я разогнал машину и не заметил даже как оказались на переднем крае. Потом слышу - мне пинают в спину: "Стой, стой, прилетели, давай разворачивайся в тыл". Я моментально сработал или машинально так получилось, развернул и у меня одна гусеница на одной стороне окопа, другая на другой и вот так я сразу повел. И пулеметчик не растерялся, сразу стал строчить. Выбили мы немцев, выжили. Из башни первым заряжающий вылез и шатается, тошнит его, укачало его, вырвало. Механик, куда ты нас привез спрашивает. Я и сам не знаю. Потом мы сошлись, начальство нас похвалило, успокоили нас. В то время мы больше отступали, поэтому больше держали фронт. Окопы рыли, танки закапывали и стояли.

Встреча со смертью

У меня первый раз на глазах убили немца. То ли мы убили или соседний танк, не знаю, потому что все стреляли. Унтер офицера был, не солдат, у него костюм был серо-зеленый какой-то. Умирал он долго. Так же, как животное не сразу умирает, упал и дергался, дрожал. Это только в кино сразу падают намертво. На самом деле, там и кричат, и матом ругаются, некоторые плачут.

Привыкаешь потом. Приходилось ездить по телам. Когда на танке по трупам едешь, сразу чувствуешь. У нас все время держали машины пожарные. После боев на траки, гусеницы набиваются останки людей, лошадей - волосы, кости... Если вовремя пожарная машина не придет и не помоет, все это сохнет и пахнет. Потом приходится выбивать это зубилами, отверткой всем экипажем. На Украине, в районе Шепетовки очень много убитых немцев было. В жару тела надувались так, что пуговицы отрывались на одежде у трупов. Пальцы желтые, толстые, страшное зрелище.

Потом мы сделали удар на Калач на Дону, совершив окружение Сталинграда. Стояли в станице Вешенской, там родина моих предков, оттуда наш казачий род. В Миллерово стояла 5 танковая армия. Это было в конце 42 года. Когда началась Курская битва, наш 18-ый корпус передали 5 гвардейской армии Ротмистрову, Степному фронту Конева. Участвовали в знаменитом сражении под Прохоровкой, мы во втором эшелоне были, танки все сошлись, а мы сзади выбирали цели и били в эту кучу, в эти кресты. Потери были большие, наверно, 30 процентов потеряли там. Мой танк там не был подбит. После Курской битвы мы освободили Харьков, затем Кировоград. Тогда двум корпусам - нашему 18-му и 25-му стрелковому корпусу присвоили звание «Калининградский».

Там я встретился с нашим земляком - генералом Гани Сафиуллиным, командиром 25-го стрелкового корпуса. Он подошел к нашим генералам, благодарил нас за совместную битву и пожал руки. А я рядом был, он и мне руку пожал. Симпатичный, красивый был мужчина.

Однажды немецкие разведчики до нашей кухни добрались. В фильмах показывают, как наши разведчики за языком ходят. И немцы ходили за нашими. Наши все дремали. Один осторожно залез в танк. А я чутко сплю, чувствую кто-то лезет, думаю, не свои. Я отстегнул гранату, фару включил, смотрю - кто-то метнулся от фары. В башне танка есть отверстие. Вот он в это отверстие сует винтовку. Не успел стрельнуть, наш стрелок как даст и загнул его винтовке ствол. Он ее дергает, мы люк открыли и затащили его в танк. Это в Подольске было.

Потом нас повернули на юг и передали в состав третьего Украинского фронта, генералу Толбухину. Под Черновцами наш корпус сражался сильно. Запомнился бой в Карпатах. Там было одно ущелье, километров восемь, немцы проход сильно укрепили. Как пройти? Малиновский предложил сделать «Суворовский переход», как Суворов Альпы переходил, а мы пройдем Карпаты. Скалы были метров, наверное, 80. На расстоянии 10 километров до ущелья выбрали местечко, где в горы можно было подниматься. Немцы летают все время, проверяют обстановку, а нам надо танки поднимать. Работали только ночью, костры не жгли, курить никому не разрешали, приходилось есть одну сырую картошку. Тросами танки перетаскивали на гору как бурлаки на Волге баржи. Танки развернули задом, на гору солдат нагнали. Там и саперы работали, За три ночи две бригады танков перетащили. А спуститься уже было проще.

И вот когда мы через горы перебрались ближе к обороне и рванули немцам в зад сразу двумя танковыми бригадами, создалась паника. У них все пушки были там расставлены на ущелье, а мы его перешли. И пока они разворачивались, мы гусеницами придавили пушки, вышибли. Танковая армия прорвалась в ущелье, а за этой армией прорвалась 5-ая ударная армия .

После Румынии нас отправили на южную часть Югославии. Прошли Сербию, Черногорию. Пока мы вели бои в Сербии, наши прошли Румынию. Вышли в Венгрию. Нас повернули в сторону Италии, там немецких войск много было. И вот этих немецких войск надо было запереть в горах, чтобы они в тыл не ударили. Мы там 2 месяца бои вели. Когда наши Будапешт взяли, мы пошли к Австрии.

Во время сражений по дороге к Балатону нас 2 «Тигра» отжали немножко. Видим, им хочется взять нас живьем, а у нас башенный стрелок, сержант из Саранска очень умело стрелял. Он сразу подбил один танк. Мы остались один на один с «Тигром». Другой выстрел дал, не попал. Я вижу ствол «Тигра» поворачивается, чувствую, будет стрелять, и танк повернул - снаряд по борту прошел. Мы тоже не попали в него. Я сразу скорость прибавляю и вперед. Мы встретились прямо рядом. Думаю, таранить его нельзя - жалко машину, он тяжелее меня в 2 раза - 60 тонн, а у меня 30 только. Я остановился около него. Он пушкой к нам, мы пушкой на него, рядом вот так встали. Мы стоим, они стоят. Я у командира танка спрашиваю, какая у нас мертвая зона? 20 метров он говорит. Мертвая зона это место, где пушка не берет. Гляжу, сзади немцев, у меня впереди овраг есть. Я говорю: «Держитесь крепче». Включаю 5-ую скорость и как рвану в этот овраг. Они вдогонку выстрелили, но мы ниже их, а их пушка ниже не берет, только снаряд сшиб нам антенну от рации и отлив чугунный. Мы снизу даем два выстрела, они загорелись. Когда атака кончилась, подъехало начальство - командир бригады, командир батальона и нам всем по «Ордену Славы» дали. Прямо там же весь экипаж наградили.

Мы потом вошли в Австрию. Американцы с другой стороны подошли, они разбомбили окрестности Вены. Били тяжелыми бомбами, полуторатонные крупные бомбы бросали. Это тормозило ход наших танков. Влезешь в такую воронку - не вылезешь уже. Надо везде объезжать, время-то идет. Думаю, им самим охота было Вену взять. Но, все равно Вену взяли мы.

В Австрии мы освободили концлагерь Маутхаузен. Нам ранее разведка сообщила - ребята, торопитесь, там лагерь, сейчас расстрелы начнутся. На больших скоростях полетели туда.

Мы рванули туда, а они стали уже выгонять, уничтожать пленных, стреляя из пулеметов. Мы первым делом охранников с вышек стали сшибать, ворота. Тысяч 20 наверное, человек освободили. Все худые, обессиленные, рассказывали ,что даже траву ели. Во дворе куча волос, одежды, обуви. Потом зашли смотреть печи, где жгли трупы. Печи еще были горячие. Камеры железобетонные. Оказывается, пленных туда загоняют, в потолок какой-то состав впускают и люди падают - кто в обморок, кто намертво. И потом пленных заставляли крючками затаскивать тела в эти печи. А под печами под полом большие цистерны. Немцы сгоревшее использовали как удобрение, на поля возили. Долго не могли смотреть этот ужас, дальше поехали. Потом нам еще один лагерь попался в пути. Там охраны не было уже. Бегут дети 12 -15 лет разных национальностей, у всех головы пострижены машинкой - одна полоска ото лба до затылка. Чтобы легко было его поймать, если убежит. Там в бараках кровь из них выкачивали для раненых, тела потом выбрасывали недалеко на свалку. Пахло очень. Плакали они: «Миленькие, родименькие, возьмите нас с собой»

Про танк "Т-34"

Немца одного поймали механика-водителя танка "Тигр". Мы уже натаскались, он нас понимает чуть-чуть, мы его. Эдуард, говорю, его так звали, вот больно ваш танк страшный. У них действительно такой страшный танк, броня толстая, углы острые, треугольный повсюду. У нас все аккуратно, башня литая. Это что, говорит, а вот когда тридцать четверки идут? Только, как по вашему сказать, не могу вспомнить. В штаны наложили что ли говорю. Йа, йа говорит немец, в штаны наложили. Вы, говорит, как пчелы, раз туда, раз сюда. На самом деле Т-34 быстро ходит. У "Тигра" мотор мощностью 700 лошадиных сил, вес - 50 тонн, а у нас мотор - 600, вес - 30. У нас сил чуть-чуть меньше, и вес в два раза меньше, и, конечно, «Т-34» быстрее ходит. Только хитрая машина, нельзя его дергать, уметь надо водить. По пашне 35 километров в час дает, но если резко повернешь, зароешься и встанешь. Когда на большие расстояния перекидывали, грузли на железнодорожные платформы. Танк точно надо поставить, на платформе только 10 сантиметров свободное место остается с краев. Ничего не видишь, дежурный офицер флагами показывает, очень осторожно надо подниматься. У нас один халатный водитель был -Сызарцев. Он не мог развернуться, опрокинул танк, платформу же из-под него пришлось паровозом вытаскивать. Из - за его халатности потом весь экипаж погиб.

 

Реклама
 

Впереди я сижу, рядом пулеметчик. Между нами аварийный люк, оттуда выползать можно. Но, если загорится, нельзя открывать сразу. Надо ждать, пока все вылезут. Если люк механика откроешь, появляется тяга, все сгорят, приходится терпеть. В танке командира не видишь, он командует, а у меня видимость 60 процентов - смотришь через перископ, щель в два сантиметра шириной. Два перископа - один засорится, вытаскиваешь, падает на колени, протираешь, вставляешь другое, и все это во время боя. Еще во время боя надо и гильзы выкидывать. Когда пушка стреляет, горячие гильзы длиной в руку со звоном "жжж" вылетают из ствола и падают мне прямо сзади под сиденье. Несколько штук набирается - момент выбираешь и - через люк выкидываешь. Пулеметчику хорошо - у него гильзы маленькие, в мешок набираются. Когда мешок наполняется, выбрасывает.

Подбивали меня несколько раз. Но, на мину я ни разу не наезжал. Для себя взял за правило - если дорога хорошая, я туда не еду. Или в кусты сверну или дом сшибу, тяжело ехать, но зато мин нет. Хорошую дорогу всегда заминируют. Первый раз наш танк подожгли. Боеприпасов мало было у нас, успели все выскочить. Потом вопросы были, конечно, что и как, почему танк потеряли, не просто так это все. Но в запасе танки держали всегда.

К концу войны нашу тактику взяли немцы. Ночью с переднего края вылезают поближе к нам, роют яму и пушку маскируют. В Венгрии это было, смотрю - никого нет. Стрельбой дорогу в передний край расчистили, подходим к этой яме, пушку в кустарнике я не заметил, как оказалось потом, командир засек, но не успел предупредить - они пальнули в упор в мою сторону. У меня спина затекла тогда, я в этот момент откинулся на сиденье. Болванка прошла прямо у меня перед лицом, осколки брони на меня полетели, кровь пошла, я ногу с педали сбросил, буквально в секунду. Снаряд прошел насквозь - и попал пулеметчику прямо в голову. Меня вперед торопят, мы рванули, пулеметчик так и сидел до конца боя без головы около меня. Я весь в крови.Потом уж только вытащили, схоронили. Это было на Украине, около Подольска.

Потом была Венгрия. После Венгрии Австрия. Взяли Амштеттен, окружной центр Австрии, там много русских было, встречать вышли нас. Спрашиваю, откуда вас столько взялось то? Мы, говорят, тогда уходили от советской власти. Вот живем здесь, сердце говорят к русским тянет, хочется с вами встретиться. Угощают нас, курить дают сигары американские.

Потом под городом Сехешвехервар в Австрии подбили мне танк. Там нам надо было переехать железную дорогу. Гусеницу сбило. Мы стали менять траки. На мотоцикле подъехал один командир, давайте, говорит, садитесь. Оказывается, там был танк без экипажа. Наш танк был 551-ый номер, а там 342- ой. Там три дыры в танке. Вытащили мы танкистов оттуда, сложили. Дыры тряпьями заткнули и опять вперед.

Немцы в 45 - году сами начали сдаваться. Пленных много было, колоннами. Одна группа хотела прорваться в американскую зону. Их выследили. Эсэсовцы, у них на пилотках черепа нарисованы, одежда суконная новая. Они расположились у озера, мы подкрались и начали стрелять из пулеметов. Никто не ушел, всех побили. У них вещевые мешки кожаные, там чего только не было - серебряные, золотые ложки, золотые зубы, выбитые у пленных, лифчики, трусики - видать, подарки своим фрау. Вот мы тут и наградили всех, больше 100 человек положили. Не жалко. Эсэсовцы были.

Бывало, и расстреливать приходилось. Они наших тоже не жалели. Зло берет. У нас ротный командир был Рогов, смотрит никого нет - и говорит шлепните к чертовой матери.

Фронтовые будни

В экипаже все друзья, со всеми дружишь. Фронтовым другом считаю Костю - санинструктора батальона. Когда учился в танковом училище, дружил с Пономаревым из Пензы. Концерты были на фронте. К. Шульженко приезжала пела, ансамбль Александрова. Большие немецкие трофейные машины поставили, борта разложили, получилась сцена. После окончания концерта я зашел сзади посмотреть, пообщаться с артистами. Они так устали, что плясали-плясали, а зашли за сцену и их там отхаживают как боксеров после боя. Я говорю, вот это да, мне удивительно даже стало. Ведь когда пляшут, даже виду не показывают, улыбаются. А тут лежат, еле дышат. Тогда я понял, что у них тоже тяжелая работа.

Кормили нас хорошо, как положено, килограмм хлеба давали. Кого-то убивают, излишки получаются. Мы не голодали, даже с населением делились. Нас обычно не держали на передовой. Или на боях, а если боев нет, в тыл оттаскивают, в лесах стояли, прятали нас в лесах.

Танкистов редко ранят, чаще всего убивают. Вот пулеметчик наш был убит. Другого пулеметчика тоже убили, это было в Вене. Там немцы трамваями, вагонами закрыли улицы, им не охота нас туда пускать. Если полезем на таран, на эти баррикады, они высокие, застрянешь. Они на крышах, чердаках сидят, расстреляют. Мы решили послать людей, тросами зацепить трамваи и оттащить. Послали пулеметчика. Трамвай зацепил, но его ранили. Мы затащили его в люк. Перевязали, положили сзади. Конечно, жалко было его.

Самого меня ранило несколько раз. Осколками в лицо, когда пулеметчика убили. Один раз ранили в живот. Вылез из танка, наверное снайпер был, в пряжку попал, и пуля засела в животе. Потом, уже после того, как женился пошел к хирургу. Он говорит, если боли нет, не трогай, она там обросла и не мешает. Я до сих пор с пулей в животе живу. Потом мне осколки попали в ногу. Через люк рикошетом осколок попал в ногу. Обмотку пробил и поранил. Видать, она ослабила силу. Обмотка очень удобная. Сапогами ходишь, снег набьется, а сушить негде. А с обмотками даже если по воде пойдешь, ботинки будут сухие. Русская армия умнее всех была, ноги у нас были в тепле. Немцы носили короткие сапоги. Подошва у них толстая и гвозди набитые, ноги мокрые все время. Хотя, может, быть, специально такие носили - тряхнул и убежал босиком.

Я и зубы потерял на фронте. Я смотрел через открытый люк. Стали бомбить. Бомба упала и кусок земли как шлепнет мне в рот и три зуба вышиб. Когда война закончилась, я к стоматологу пошел, это в городе Брукк в Австрии. Чех стоматолог говорит, терпи, у меня нет заморозки. Он из серебряных монет вылил мне зубы. Они окислялись, и у меня постоянно во рту был нехороший металлический привкус. Но, эти зубы позже спасли мне жизнь. Когда женился, теща нас решила угостить. Она поставила брагу в новом ведре и мне дали первым выпить. Я пригубил, и чувствую тот же привкус, знакомый с тех времен. Матушка, у тебя в чем эта бражка? В новом ведре. Смотрим, ведро изнутри рыжое, цинк съехал. Все вылили. Так что эти зубы спасли мне жизнь.

Мне вот как то бабушка говорит, некоторые посылки присылали с войны- то, а ты нечего не смог прислать. Бабушка, как я пришлю? Кто на складе работал, кто писарем, у них время было … Я однажды как-то трофейный велосипед подобрал, привязал его к башне, поехали. Задел где- то в лесу деревом, отлетел он.

Немцы работали пленные, мыли, чистили танки. Однажды немец уронил сзади башни ключ. Он говорит, сейчас меня наверное пух .Офицер подбежал его бить начал. Я пожалел немца, схватил офицера за кулак, не надо говорю не бей. Кусок магнита привязал к палке и вытащил ключ.

До мая дело дотянулось. У немцев не было бронебойных снарядов, фугасами били. Дорога была к Дунаю, они там рылы окопы, готовились. Ночью на рассвете тихонечко всех будят. Давай пошли быстрее, танк заводить. Выходим на дорогу на рассвете, с этой дороги начали выезжать в лес в овраг, за этим оврагом ложбина, танки как будто идут в лес и возвращаются обратно. Немцы начали переходить туда, куда мы танки гоняли, решив, что мы хотим стороной обойти их. И пошли туда оборону крепить. Только они ушли. мы в это время рванули по дороге и вот так этот передний край перешли. 8 мая стояли недалеко от города Гетандорф. Нам говорят - последний удар сделаем и всех вот добьем. Смотрим: комиссар бежит - фуражка у него в руках, кричит, ребята, война кончилась! А там бомбят, стрельба идет! Бомбили нас самолеты. Сержанту осколок попал прямо в ногу. Бинтовали его ногу, ревет. Я говорю, чего ты ревешь? Свои говорит стрельнули, обидно. Потом с самолета нам вымпел подкинули с запиской - война кончилась! Это было 8 мая, а 9 мая объявили День Победы.

9 мая к нам в гости приехали американцы. Все с иголочки одеты, а мы грязные, оборванные. Накрыли столы прямо в лесу, с одной стороны они сидят, мы с другой. Они виски выставили, мы - водку. Угощали их водкой, а они не могут выпить, больно крепкая говорят. Вот так мы закончили войну.

После войны служил 2 года. Потом нас стали выводить из Австрии. До 1947 года мы стояли в городе Га́йсин - город в Винницкой области Украины. 4 февраля 47 года нас двоих демобилизовали. Приехал я домой к бабушке, братья мои подросли, стал работать машинистом на станции. Потом в Затон дали речной ледокол и меня поставили механиком. Сдал экстренно экзамены, получил диплом и пошел плавать, 40 с лишним лет проплавал до пенсии. Сначала механиком, потом штурманом стал, затем капитаном. Так и доработал до пенсии.

С супругой я познакомился в 1949 году. Как-то раз пошли мы со средним братом в баню, надо было идти мимо хлебопекарни, а Дуся работала там счетоводом. Стоит на крылечке пекарни в юбочке с косами, мне понравилась она. Я Юрке говорю, брату: «Смотри, какая девка фартовая». Пришел домой, бабушке рассказал, она пошла в контору узнавать, кто такая. Узнала, я пошел к ней, встретил ее после работы и предложил пойти ее проводить. Она мне сразу сказала: «У нас ничего не получится». На мой вопрос «Почему?» Она ответила:»Тебе жениться пора, а мне замуж выходить еще рано».И все. Через 13 дней поженились и сыграли свадьбу. Пятеро детей у нас выросло. Два сына и три дочери. Сыновья выбрали профессию военного. Учились в Ленинградском военном училище железнодорожных войск. В настоящее время старший капитан в отставке, живет в г.Вологда. Младший, участник Чеченской войны, подполковник в отставке, живет в г.Ульяновске. Две дочери живут в г.Тольятти. Одна работала на ВАЗе, другая - на химическом заводе. Младшая дочь после окончания института культуры уезжала жить на Колыму. В данное время живет рядом с нами, работает председателем районной общественной организации инвалидов. А всего на данный момент вся наша семья Еруновых насчитывает более 50 человек, имеет 11 внуков. 17 правнуков и 1 правнучку. В августе 2014 г. мы с женой отметили 65-летний юбилей супружеской жизни.

Отец мой умер в Кукморе. Но, перед смертью он позвал меня и передал секрет. Говорит, мы с тобой казачьего рода, придет время - нас, казаков, еще вспомнят. Придет это время, напиши в Ростов и все там узнаешь. В 1991 году я в газете заметку атамана Мартынова прочитал. Он обращался к казакам, просил откликнуться. Он восстанавливал казачество. Я написал письмо в Ростов, и мне пришел ответ, что оказывается мои родовые корни, берут начало из казацкой станицы Вешенская Ростовской области. Они ввели нас в реестр казаков, прислали мне казачью форму. Я сейчас есаул, мое следующее звание, если доживу, конечно, войсковой старшина.

 

 

Следите за самым важным и интересным в Telegram-каналеТатмедиа


Оставляйте реакции

0

0

0

0

0

К сожалению, реакцию можно поставить не более одного раза :(
Мы работаем над улучшением нашего сервиса

Нет комментариев

2
X